В конце XIX века жители двух крупнейших городов Российской империи – Санкт-Петербурга и Москвы – садились в поезда и убегали от городских проблем все дальше и дальше. Насовсем покинуть "две столицы" с их возможностями для карьеры было невозможно, транспортная сеть развивалась слишком медленно, так что горожане не могли ежедневно ездить на работу из отдаленных районов. Поэтому все, кто мог, уезжали на то время, когда город внушал особые опасения, а природа манила свежестью.
Проблемы, которые пугали горожан, в первую очередь, касались гигиены. Крупнейшие европейские города справились с проблемой канализации к 1870-м годам, а в столице империи лишь в это время начались бурные дискуссии о необходимости очищения города от органических остатков. Этот вопрос в Петербурге не успеют решить до Первой мировой войны, однако в 1880-1890-х годах его будет обсуждать вся читающая публика.
Ближние дачи, манившие горожан поначалу, в 1870-х годах теснили фабрики. Промышленные здания захватывали новые территории, перед спуском в реки заводы не очищали использованную воду, из труб шел зловонный дым, ухудшалась санитарная обстановка. Отдыхающих пугало соседство с фабричным людом. Знаменитый «Петербургский листок» писал, что рабочие притесняют дачников: толпятся на аллеях, ругаются бранными словами, пристают к прохожим, в первую очередь, дамам, так что о вечерних променадах в парках приходится забыть.
Третьей причиной, вытеснявшей горожан на дальние дачи, был промысел крестьян, связанных с городом. Жители пригородных селений удобряли свои огороды содержимым ассенизационных бочек, причем урожайность крестьянских хозяйств зависела от количества «золота». Чем шире в обществе распространялись гигиенические знания, тем яснее было, что золотарничество и дачных отдых абсолютно несовместимы.
Так заботы о здоровье, стремление к свежему воздуху, комфорту и душевному спокойствию вынуждало дачников - по мере сил, средств и развития железных дорог - осваивать новые пространства.